Книги весны 2025 года. Связующая тема — переплетения.

"Серые пчелы" Андрей Курков

"Эта книга о людях, которые оказались между молотом и наковальней, о тех, кто не выехал (по разным причинам) из зоны военных действий на Донбассе за "все эти восемь лет," которые оказались в серой зоне, серые люди. Но они же люди, и они живы, как и пчелы главного героя Сергеича. И, как и пчёл из другого улья, этих людей выталкивают все, не нужны они никому, что им делать?! Надо бы к своим подаваться, а где они свои?! Кто они свои?! Своя только земля, дом, и враг-друг Пашка, который ждёт в пустом селе Сергеича." Вот так воодушевленно Сергей рассказывает об этой книге. Встреча была предельно искренней, личностной и важной для нашего клуба.

«Серые пчелы» - роман удивительный. На первый взгляд очень спокойный и слишком простой. Но серое – это не только простота. Не так легко показать обыкновенного человека, живущего в очень замкнутой системе координат, практически вне времени, без политического понимания ситуации, так, чтобы читателю не просто захотелось прожить опыт Сергеича, но и испытать человеческое понимание и проникнуться сочувствием к героям Андрея Куркова. Это роман-путешествие, попытка побега и возвращение, роман-круг. Во время обсуждения мы внимательно рассмотрели маленькую, серенькую деревню в серой зоне Донбасса, полные красок и вкусной еды села Запорожья и ярчайший, как сам рай, Крым. Оля и Сергей рассказывали о жизни Запорожья и красоте Крыма с такой же пронзительной любовью, которую испытывает и Сергеич, и другие герои. Писатель уловил трогательность и очарование этих мест, которые подделать невозможно.

Курков умеет передать вкусы, звуки и их отсутствие, запахи, сны, а главное цвета. Лиля проследила, что в романе серое – земля, снег, заборы, пиджак, имя героя, зона, глаза. Даже мысли героя серые, как и ностальгия по прежней жизни. Наш герой – пасечник, что сразу же отсылает нас к Гоголю. Именно любовь к пчелам определяют его философию жизни. В отличие от мира пчел, у людей нет порядка, нет равенства. Именно пчелы заставляют Сергеича отправиться в путешествие; он следует законам природы, а не законам государств в мире, в котором сложно понять, кто друг, а кто враг. Эта книга о понимании, о том, что клише не работают, о том, что необходимо помогать друг другу.

Нас было только пятеро, но нам едва хватило полутора часов для живого и доброго разговора. Перевод Бориса Дралюка на английский очень удался, так что порекомендуйте Grey Bees англоязычным друзьям. А еще мы с Лилей обнаружили, что русская (более ранняя) версия несколько отличается от украинской и английской. В конце главы 72 Курков добавил очень важный разговор, оставляя маленькую надежду. Мы все рекомендуем книгу тем, кто ее еще не прочитал. Серое – это сложность выбора и человечность. Это одна из лучших книг об Украине.

"Другие берега" Владимир Набоков

Встреча по Набокову прошла оживленно и даже бурно. Набоков - фигура противоречивая. Невероятный талант писателя граничит со снобизмом, и даже после двухчасовой дискуссии мы продолжили обсуждение в чате клуба. Чем отличается снобизм от высокомерия? Высокомерен ли аристократизм Набокова? Можно ли понять творческий метод и мир Набокова через "Другие берега"? Ведь главная тема книги - творчество.

Набоков работал над автобиографией с 1936 по 1966 год, и отдельные главы и версии выходили под разными назнаниемя: "Убедительное доказательство," "Другие берега" и "Память, говори." "Мы" читали русскоязычную версию 1954 года, которая, по словам Набокова, "относится к [предыдущему] английскому тексту, как прописные буквы к курсиву." Последнюю англоязычную версию Набоков на русский не переводил, и на русском прижились именно "Другие берега". Нам было безумно интересно сравнить "Другие берега" и "Speak, Memory" (1966) и разобраться, как Набокову удается передавать одну и ту же мысль разными литературными средствами на русском и на английском. А иногда и сами мысли не похожи.

Автобиография Набокова - это художественное повествование, а не изложение фактов. Все события и детали избирательны и продуманы. Здесь нет и не может быть мелодрамы или сентиментальности. Избегая превращения любви в банальность, Набоков маскирует реальность (убийство отца) и не показывает самые интимные моменты (ухаживание за женой). Набоков писал Эдмунду Уилсону в 1947 году: "Я пишу новый тип автобиографии. Это научная попытка распутать и проследить все запутанные нити своей личности." Научность повествования необходима Набокову не только тогда, когда появляются бабочки и микроскопы. Именно искусство воплощало для него точность и беспристрастность, а научная автобиография должна была стать художественным путешествием в прошлое, отлитым в совершенную форму.

"Мы" проследили связь "Других берегов" с литературными автобиографиями русской литературы, начиная с "Детства" Толстого. Именно мечта о потерянном рае, в который невозможно вернуться, объединяет эти произведения. Детство прошло, потеряно, но оно бессмертно. Мы двигаемся от внешнего к внутреннему. Набокова завораживают и случайные повторяющиеся рисунки и ритмы жизни, сложное мастерство мимикрии в природе и узоры, скрывающиеся в памяти. Садовые дорожки и лесные тропы начинаются в Выре, где первое осознанное воспоминание Набокова - это прогулка с родителями. Заканчиваются дорожки через десять страниц в 1940 году в Вермонте, где Набоков гуляет по лесу с Добужинским. Все самое блистательное и самое страшное причудливо переплетается в этой необычной книге.

Первая глава начинается со слова "колыбель," а заканчивается словом "гроб," когда отца Набокова подкидывают и раскачивают крестьяне на даче в Выре, а приземляется он там, где "иерей читает о покое и памяти" среди свечей и траурных лилий.

Слайды

"С неба упали три яблока" Наринэ Абгарян

Магия этого текста - это не только магический реализм, но и тонкий юмор, граничащий с иронией и грустью, которым тонко пронизан весь роман. Герои сами иронизируют над нелепыми жизненными ситуациями, будь то сватовство на старости лет или чужая свекровь, лежащая в гробу в новых мужских туфлях. И смех этот добрый, ненавязчивый, домашний, уютный. Герои здесь особенные: стойкие как камень, из которого высечена деревня Маран. Обычно армянские фамилии заканчиваются на –ян или на –янц, а в этой высокогорной деревне все фамилии заканчиваются на –анц и происходят от прозвищ: Шлапканц (от «шляпка»), Шалваранц (от «шалваров», шаровар), а Ейбоганц (от «ей-богу»).

В одном интервью Наринэ Абгарян говорит: «Кто-то из критиков сказал, что я пишу на армянском, просто русскими словами». Армянский Маран и мельчайшие детали его быта завораживают и принимают читателя с первых страниц. Горожане редко бывают так радушны и открыты. А еще - это роман о еде, и да, здесь можно найти и рецепты. Маранцы готовят удивительные блюда, от одного описания которых текут слюнки.

Роман совсем не так прост, как может показаться, читая рецензии. "Мы" много говорили о времени и пространстве в романе. Наринэ Абгарян удалось создать мифопоэтическую вселенную. Время героев и историческое время не совпадает с календарным. Повествование выстроено многослойно: мы узнаем о разных героях в разные промежутки их жизни. Описываются войны, голод, природные катаклизмы, происходящие в разное время. Прошлое, настоящее и будущее не смешиваются, а переплетаются, поднимая тему памяти и сохранения наследия. Времена года и праздники определяют не только календарное время, но и жизнь маранцев.

Разнонаправленный и многомерный характер носит и пространство в романе. Кажется, что деревня и ее обитатели остаются на одном месте в замкнутом мире, который следует своим законам. В романе выстроена оппозиция верх/низ: горы и долина, где существует остальной мир. Подъем в гору символизирует процесс познания и преодоления. Из долины приходят новости и помощь. Именно почтальон Мамикон становится проводником из одного мира в другой.

А вот, что "Мы" обсуждали. В каком возрасте заканчивается жизнь? Что способно вернуть к жизни того, кто лег умирать? Как нужно жить, чтобы чудеса случались? Что очевидно мудрым жителям Марана, но так сложно понять нам, погрязшим в суете и новых технологиях? Как книга, начинающаяся с трагедии, может нести столько света и желания жить?

Смысл названия Наринэ Абгарян объясняет в самом конце: "Одно тому, кто видел, другое тому, кто рассказал, а третья тому, кто слушал и верил в добро." Хочется думать, что "Мы" услышали и поверили героям Марана и Наринэ Абгарян.